МУЗЫКАНТША
Большой Дом встречал Домработницу приветливо, а розы у крыльца осыпали ей под ноги свои лепестки. В Доме было просторно и тепло, множество книг и картины создавали определенную атмосферу. На высоких подставках красовались букеты живых цветов. Изящная маленькая арфа стояла над камином среди заморских сувениров. Сквозь стеклянную стену на террасу был виден сад в зеленых зарослях и пруд.
Посредине залы стоял рояль. Он был так неподражаемо значителен, что Домработница приближалась к нему с трепетом. Стирая пыль с гладких поверхностей Его Величества, она вспоминала свое советское детство. У нее, третьего ребенка в семье без отца, не было возможности учиться играть на таких инструментах, да и сама мысль вот сейчас извлечь из рояля живой, трепетный звук не приходила ей на ум. Домработница была старательной, она тщательно перетирала мебель, столы, полки. А вот заманчиво зеленеют шахматные фигурки из полупрозрачного камня.
– И никто вами, красавицами, не занимается, и стоите вы пыльными. А мне вот некогда. Уж я бы обучила вас быть смелыми и хитрыми. У меня простенькие шахматишечки, а какие рискованные!.. – приговаривала она, стирая пыль. В ответ шахматные фигурки шумели ей морем, рассказывая о покинутой Родине. Рядом на стеклянной столешнице лежали стеклянные же медузы и ракушки. Среди них высились разных форм свечи. Домработница ощущала их тонкий аромат и представляла себе вечер в этой гостиной.
...Хозяйка мягко улыбается. Она полулежит на синей софе под приглушенным светом торшера и от этого кажется моложе и красивее. Она наблюдает за выражением лица сухопарого брюнета, своего мужа, который, отложив газету, рассуждает о последних авто-шоу и ценах на бензин. Потом он вспоминает о раскопках Карфагена, которые они осматривали в отпуске последним летом. Постепенно речь его становится замедленней и нежней.
Домработница знала, что рядом с Хозяйкой лежал полосатый котище, тяжелый, как поросенок-сосунок. Домработница пылесосила софу, собирая до единой кошачьи волосинки. Протерев паркет, она перешла в ванную комнату. Ванна с компьютерным управлением – сказка! Перебирая до полусотни разных флаконов, Домработница видела себя в зеркале всю: короткая стрижка, выразительные зеленые глаза, стройная фигура. Ну а морщинки? Что ж, они только придают облику завершённость.
Тряпка так и летает у Домработницы в руках, все движения рассчитаны, все вещи знают свое место. А как же иначе? Ведь она работает здесь уже полгода. В понедельник убирает верхний этаж, спальни и кабинеты Хозяина и Хозяйки. В среду – гостиную и прихожую с белой мраморной лестницей. В пятницу – очередь нижнего этажа, здесь живет Дочь. В комнатах набросано и накурено, и перед тем, как начать мыть, надо долго раскладывать обувь, платья и кассеты по шкафам.
– Все хорошо, прекрасная маркиза, и хороши у нас дела, – утешала себя женщина. – Зато прилично платят и недалеко добираться. А, главное – Хозяйка – милая, чудесная женщина. Работой довольна, ни к чему не придирается и угощает кофе и булочками. Домработница припомнила, как она впервые пришла в Дом.
– Необходимо заполнить бумаги. Нам не нужны проблемы от финансовых ведомств, – сухо сказал Хозяин.
– Здравствуйте, фрау Сидорофф. Проходите, пожалуйста, выпьем с вами по чашечке кофе, – ласково пропела Хозяйка, мягко поживая ей руку. Они прошли на кухню. Домработница напряженно вытянулась на высоком круглом стульчике. Хозяйка быстро поставила на стол чашки, сахарницу, берлинские булочки, обычную белую сливочницу. «Чашки простые поставила, по-домашнему, – обрадовалась Домработница. – Значит, приняла!»
– Ну, не хотите официально оформляться, так нам ведь все равно, – улыбнулась Хозяйка понимающе.
Хозяйка оказалась певицей, давала концерты и как раз подыскивала себе нового аккомпаниатора. Все это она рассказала Домработнице доверительно и сердечно. «Господи, как мне повезло! – ахала про себя Домработница, прикидывая, как пополнится теперь семейный бюджет, и как хорошо будет ей здесь работать.
Теперь, сверяясь со своим первым впечатлением, она гордилась, что не ошиблась: работа в Доме приносила не только дополнительный доход, но и удовлетворение. Это не то, что возить грязь в собственной квартире за часто подвыпившим мужем и двумя долговязыми сыновьями. Успевала и семью сестры обиходить: сестра терпеть не могла уборки, а работы там было больше, чем у Домохозяйки, хоть муж сестры в рот спиртного не брал. Вот так и вертелась: работа, уборка. И никто и спасибо не скажет, все само собой разумеется. Да что и говорить, разве в учительской пили такой душистый кофе! И вообще, кто бы там так спокойно и рассудительно беседовал, глядя тебе прямо в глаза? Вечная нервотрепка с двоечниками, суета на переменах, спешка после уроков! На себя посмотреть некогда было!
Домработнице хотелось тоже что-то сделать для Хозяйки за ее доброту, приветливость и доверие. Ведь в первый же день Хозяйка отдала ей ключ от Дома. Утром, когда приходила, в Доме обычно никого не было. Хозяйка приезжала к окончанию уборки и, напевая, шла наверх. Ей было абсолютно безразлично насколько чисто в Доме, но Домработница все равно старалась изо всех сил.
– Нет, не сейчас, – говорила Хозяйка в телефонную трубку, – сейчас у меня убирают.
Наконец, Домработница выносила мокрые тряпки на террасу для просушки и занимала «свое» место на высоком стуле в кухне. Хозяйка уже ждала ее.
– Вы все прекрасно сделали, – улыбалась она, наливая горячий кофе. – Сколько забот у вас с семьей, как вы все успеваете, фрау Сидорофф, – начинала разговор Хозяйка. – У меня одна Дочь, а хлопот сколько...– Домработница понятливо кивала.
-Конечно, она у меня несомненный талант. Сейчас ее приглашают на прослушивание в Кёльнскую консерваторию. Надо заниматься с девочкой, а мне совершенно некогда... Да вы берите еще булочку. – пододвигала она румяную, посыпанную сахарной пудрой пышку. – Мой аккомпаниатор выехал жить в Канаду, прекрасно там устраивается, – продолжала Хозяйка, – а я вот ищу приличного концертмейстера. Я профессионал, не могу же я с постедственностью выступать.
Домработница кивала, тщась помочь Хозяйке.
– А как ваши дети? Как успехи в школе? – интересовалась Хозяйка.
– Да у нас что, – краснела Домработница. – Младший вот опять двойку, тьфу, пятерку принес. Не дается язык, пишет с ошибками. А я как ему помогу? Сама-то кое-как объясняюсь, никуда на работу не берут, хоть и немка по паспорту. А сам-то и вовсе два слова не свяжет. Слава Богу, хоть на конвейер взяли. Пашет теперь без проходных.
– Ну, что вы, фрау Сидорофф, вы вполне прилично говорите, – уверяла Хозяйка, – я вас хорошо понимаю.
Домработница принимала этот комплимент и радовалась, что находила время ежедневно хоть понемножку учить язык.
...Однажды Домработница не вошла – влетела в Дом. Хозяйка оказалась в гостинной Она распевалась под музыку Дворжака.
– Вы знаете Дворжака? Конечно, вызнаете Дворжака. Он принадлежит, в первую очередь, славянской культуре, а вы такая культурная женщина, фрау Сидорофф, – приветствовала ее Хозяйка.
– Ах, дорогая Хозяйка! – заспешила Домработница восторженно. – Вчера я была в нотвонунге, ну, в русском общежитии. Там я встретила Музыкантшу. Они новенькие, уже неделю здесь. Я заходила навестить больную, кое-что сделать, помочь с бумагами, вообщем, обычное дело. А у нее соседи въехали: Музыкантша с дочкой-первоклашкой и слепым дядей. Евреи они. Играют все трое. И как играют! Дядя играл на гитаре «Варяга». Красиво и страстно. И пел. Музыкантша тоже играла. Пела она романс «Не жалею, не зову, не плачу» Я плакала. Есть у нас такой поэт – Есенин. Он давно уже погиб. Как погибают у нас поэты? Жизнь такая, вот и гибнут на корню. Да вы не думайте, Музыкантша сказала, что она и на пианино играть умеет. Она Гнессиных закончила. Слушать когда будете?
Хозяйка стояла в прихожей в синем дымчатом платье, которое очень шло ей.
– Фрау Сидорофф, что с вами сегодня? Вы такая возбужденная! Все надо обсудить, обдумать... Так, значит там есть маленькая девочка. Это славно! Из маленьких девочек потом вырастают болшие музыканты. Вот и мою девочку приняли в консерваторию. Да, спасибо, спасибо. – Она кивнула. – Я и сама так рада! И рада, и не рада. Теперь она покинет родной Дом, будет жить и учиться в Кельне. И не придется вам, фрау Сидорофф, убирать внизу. Ну, ничего, не огорчайтесь, мы вам другую работу найдем на это время. В саду сможете навести порядок? А теперь подождите немного, я посмотрю, когда у меня найдется время для вашей протеже.
Домработница осталась в прихожей. Она увидела следы от ботинок на белом, в прожилках, мраморе. «Дочкин друг снова был, – догадалась она. – Только он грязь носит. И где он только ее тут, в Германии, берет?» И точно: сквозь стеклянную дверь прихожей виднелась темно-синяя бээмвушка дочкиного друга.
-
Вышла Хозяйка.
-
– Итак, термин вашей Музыкантше: на следующей неделе во вторник в три часа, – улыбаясь, она подала листочек. – А вам, моя милая, я обещаю контромарочку на мой концерт. Спасибо за хлопоты.
В понедельник Домработница убирала Дом с другим чувством. С чувством сопричастности к большим событиям. Хозяйки, как обычно, не было дома. Домработница взяла ведро с водой, добавила моющее средство. Вдруг взгляд ее упал на рояль. Она подошла к нему, села на черную мягкую табуретку. Клавиши смотрели на нее ровными холодными рядами. Тихонько нажала одну клавишу. Та не поддалась, а только всхлипнула. Домработница представила, что она – Музыкантша. Полукруглыми напряженными пальцами она стала с силой ударять по всем октавам. Целая стая звуков заметалась по зале, уносясь через открытую дверь на террасу и дальше – в сад, на зеленую лужайку, падала в пруд к золотым рыбкам, повисала среди веток высоченных елей и берез. А березы-то толстые, стволы покрыты зеленью. Капитальные березы, немецкие, хозяйские!
Домработница перестала греметь. Вот то-то! И мы тут не лыком шиты! Она вышла на середину залы и на прекрасно натертом паркете отбила такую «Барыню»! – Ба!..
Потом Домработница снова взяла ведро, поднялась по лестнице и принялась усердно тереть.
Наконец, пришел вторник.
– О, здравствуйте, проходите, – как всегда радушно пропела Хозяйка. – Будем знакомы, она протянула руку Музыкантше. Та решительно встряхнула ее, называя, по немецкому обычаю, только фамилию.
– Фрау Сидорофф сказала, что вы умеете играть на рояле? Это хорошо, мне как раз нужно сопровождение.
Музыкантша была значительно выше Хозяйки, к тому же ее голову украшала роскошная копна черных вьющихся волос. Смуглая, черноглазая, с тонким интеллигентным лицом – она была очень хороша.
-
– Вы понимаете по-немецки? – спросила Хозяйка встревоженно.
-
– Да, и по-английски говорю. Мне приходилось выезжать иногда с гастролями за рубеж, – быстро ответила Музыкантша, оглядывая хрупкую фигурку Хозяйки. Крепкий запах кофе тянулся из кухни. «Определенно уже берлинские булочки приготовлены», одобрительно подумала Домработница.
-
– Так где же рояль? – Музыкантша нетерпеливо потерла пальцы.
– Ах, да, вот сюда, пожалуйста. Прошу вас, – сказала Хозяйка, устанавливая сбоку кресло так, чтобы видны были руки играющей.
– Мне нужен хороший аккомпониатор. Правда, я выступаю не часто, раза два в месяц, но это всегда волнительно, не так ли? Всегда как в первый раз. Все должно быть на уровне, поэтому я подолгу готовлюсь к выступлению.
«А я думала, что Хозяйка поет, как заводная, целыми днями. Она всегда так занята», –отвлеченно отметила Домработница.
Музыкантша, нервничая, потирала руки. Вдруг она стала уговаривать Хозяйку переложить слушание на следующую неделю, так как вот уже три месяца ни разу не садилась за инструмент.
– Этот переезд, столько нервов, столько бумаг... Надо было собрать вещи, попрощаться со всеми и всем, – она передернула плечами. – Я поговорю с директором школы, куда я теперь оформляю дочку, возможно, мне разрешат воспользоваться школьным роялем. А сегодня мы только познакомимся, – отчаянным голосом говорила Музыкантша. – Вы же профессионал, вы представляете, что такое три месяца без инструмента! А здесь! Здесь столько беготни по амтам. Дома маленький ребенок и слепой дядя. Варить, искать в куче вещей нужную – вот куда уходит время. Живем ведь в контейнере, везде грязь. Нет, нет, сегодня не могу, и не просите!
Но Хозяйка и не просила. Сидела и напряженно ждала, когда же, наконец, Музыкантша сядет за рояль. Домработница наблюдала за обеими. Что-то происходило. Но что? Она силилась понять.
Быстрыми движениями доставая ноты и подкручивая табуретку, постоянно оглядываясь на кресло, где сидела Хозяйка, Музыкантша распостраняла вокруг молодую энергию и свежесть. Вот она прекратила голодными глазами оглядывать клавиши, что-то поправлять и тарахтеть скороговоркой.
Положила руки на рояль, откинулась. Спина четко выпрямилась, взгляд сосредоточился.
– «Песня прях». Вагнер – Лист. Из оперы «Летучий голландец», – чужим голосом громко проговорила Музыкантша. Она ударила по клавишам.
Домработница не уследила, как сердце в ней вдруг опрокинулось. Звуки грозной толпой накинулись на нее и завладели всем ее существом. Звуки освобождались из черного гроба и, взволнованные собственной свободой, толкаясь, носились рядами и поодиночке во всем многообразии этой свободы. Звуки были так здорово молоды и здоровы, что Домработница, забыв, кто она и что, неслась в их бешенном потоке. С упоительно-восторженной улыбкой Музыкантша своею волей вырывала все новые звуки из рояля и пускала их жить собственной жизнью.
«Песня прях» оказалась сложнейшей музыкальной вещью. Пальцы не просто мелькали над клавиатурой, они летали, создавая впечатление их нереальности.. В какую-то минуту взгляд Домработницы скользнул к креслу, где сидела Хозяйка. Та подалась вперед, миловидное личико ее потемнело, на нем ясно проступали скулы. А музыка лилась сильно и вольно и также прекрасно закончилась. Стало слышно, как в саду присвистнула птица. День в полном расцвете смотрелся в открытые окна террасы.
Музыкантша, опустив голову и руки, томительно ждала. С трудом поднявшись с кресла, Хозяйка подошла к роялю. Взяла нотную тетрадь. Стала медленно перебирать листы. На лице ее лежало растерянное и какое-то доверчивое выражение.
– Вы знаете, а ведь я просто любительница, – потрясенно сама себе повторяла она.
Домработница тоже встала, поправила салфетку на тумбочке и, как ей казалось, незаметно сбросила с нее дохлую муху на пол.
– А какой тембр голоса у вас? – встряхнулась Музыкантша. – У меня – сопрано.
- А у меня меццо-сопрано, – тихо и как будто неуверенно ответила Хозяйка.
– О, здорово! Споем вместе? Что будем петь? Может быть, «Аve Maria» ?
– Нет, нет, я сегодня не распевалась, в лицо Хозяйки вернулись краски. – И вообще, я сегодня страшно занята. Скоро у меня встреча. Я специально выбрала немного времени для вас, а сейчас – прошу... – Она широко повела рукой в сторону проема двери.
– Но ведь мы же будем теперь часто встречаться?– утвердительно кивнула Музыкантша.
– Я непременно позвоню. Да, сегодня же вечером я сообщу о моем решении. – Хозяйка поднялась по лестнице наверх.
Домработница восхищенно наблюдала, как Музыкантша собрала ноты, сложила их в пакет, надела куртку. Она прислонилась к широким перилам лестницы. «Вот это жизнь! С таким талантом не может быть обычной жизни, обычных отношений. Только приехала в Германию и вот, пожалуйста, поездки, любимая работа» – Домработница с болью вспомнила полные обожания глаза учеников. Сердце рвануло в прошлое, а разум сказал: «Нельзя!» Домработница поджала губы.
Спустилась Хозяйка.
– Всего наилучшего, – приветливо улыбнулась она. По лицу ее гуляли тени. Две женщины вышли на воздух. Лужайка была недавно подстрижена, резко пахло травой. Розы, как всегда, осыпали свои лепестки на крыльцо.
– Ну, что, по машинам? – весело засмеялись они и побежали к автобусной остановке.
3
Вечером Домработница решила побаловать своих пельменями. Телефон она принесла на кухню и поставила на микроволновку, чтобы не пропустить звонок. Она лепила пельмени, привычно думая о своем. Мысли бежали по кругу. Она сердилась на эмигрантов, которые не хотели платить даже минимума за частные уроки русского языка и литературы. Дети во втором поколении русаков уже не говорят, а только понимают язык и то ограниченно, на бытовом уровне. О том, чтобы писать, нет и речи. А ведь многие наполовину русские! Как быстро идет процесс интеграции! Или ассимиляции? Другое дело, ее поколение. Эти не могут вжиться... Да и молодежь с трудом ищет себя в новом обществе. У них поиск идет в двух направлениях: грубо говоря, внутри и снаружи. Ведь надо найти себя, как таковую личность, и затем утвердить свое место в общественной организации жизни. Ее сыновья вроде растут славными ребятами, но глаз да глаз нужен, чтобы не сломались в этом возрасте. А как популярны наркотики в среде молодежи!
Телефонный звонок перебил ее мысли. Домработница схватила трубку.
– Фрау Сидорофф? – голос хозяйки отливал металлом. – В связи с тем, что моя Дочь выезжает учиться в Кельн, я смогу справляться с уборкой сама. Это не так уж сложно, да и нас теперь будет только двое. Мне нет необходимости иметь Домработницу. Завтра утром можете не приходить.
-– То есть как?! – глупо спросила Домработница.
– А вашей приятельнице передайте, пожалуйста, что мне предложили другого аккомпаниатора.
– Минуточку, – уловив по тону, что сейчас трубку положат, закричала Домработница. – А как же ключ? Ключ от Дома? Я должна принести его и тогда мы все спокойно обсудим.
– Спасибо не надо, можете его выбросить. Сегодня мастер поменял замок. Не потому, что что-то случилось. Просто этот ключ имеют еще некоторые люди. Поэтому мы с мужем решили, что так будет лучше. Итак, всего! – телефон щелкнул и зашипел.
Сын зашел в кухню и приподнял крышку кастрюли, в которой варилась первая порция пельменей.
– Объедение! Ма, хочешь новый анекдот? Слушай: «Врач говорит пациенту, очнувшемуся от наркоза: «Вы хорошо перенесли операцию, а вот перед ней вели себя просто невозможно: вырывались, кричали... А ваш знакомый с соседней койки вел себя еще хуже!» Пациент отвечает: «Еще бы, ведь нас в клинику послали окна мыть.» Ну как, ма? Ну, чего ты не смеешься? Напоминает тебе, что в Дюссельдорфе в клинике прооперировали триста женщин, которые вовсе не болели раком? Или не в жилу?
– Прекрати эти выражения, и чтоб я их больше не слышала!
– А как тебе анекдот? – не унимался Сын.
– Старье!
– Хорошо, слушай другой: «Журналист берет интервью у врача-психиатора...»
– Так, все! Иди отсюда, а то придется этого психиатора мне вызывать. Будет готово, позову всех.
Домработница опустилась на стул, уставилась на пустую тарелку и надолго затихла.
...Прошла неделя. Домработница по объявлению в местной газете нашла другой дом. Большой и спокойный. Конечно, по сравнению с Домом, он был простоватым и даже аскетичным. В нем жила пожилая пара, обоим было по восемьдесят. Новая хозяйка приняла Домработницу в гостинной. Она внимательно расспрашивала ее о здоровье, о семье.
– Наша прежняя домработница убирала у нас почти двадцать лет, – сообщила Новая хозяйка. – Пришел уже возраст, когда она не может убирать такой большой дом. Мы вынуждены искать другую Домработницу. Фрау Сидорофф, мы хотели бы точно знать, сможете ли вы работать у нас долгие годы. Нам не хотелось бы иметь в доме чужих людей, – вздохнула она.
Домработница не хотела и не умела быть чужой. Но как же перспективы, будущая жизнь? Всегда быть только Домработницей? А на что еще можно ей тут расчитывать?
– Я постараюсь содержать ваш дом в порядке, – тихо ответила она.
– Вот и отлично, – Новая хозяйка прикрыла глаза, – только не sich anstrengen, a mich anstrengen, в данном случае, – поправила она. – Теперь вы живете в Германии, надо говорить правильно по-немецки.
– Хорошо, – согласилась Домработница.
Дорога домой была долгой, проходила среди ухоженных особняков, окруженных зеленью, лужайками, цветами и кипарисами. Домработница не разглядывала чужое житье, она напряженно вспоминала, чем тон старушки так напомнил ей тон прежней Хозяйки.
Н Е В Е З У Х А
Роман потянулся. Еще одно серое утро. Свет едва коснулся противоположной окошку стенке вагончика, где на полках стояла разнокалиберная, собранная по случаю, посуда.
“Все одно и то же, – подумал он мрачно.
Почти неделю лежал Роман в постели – болело колено. Нога распухла, и он со страхом смотрел на опухоль, жадно опоясовшую красным кольцом коленную чашечку.
– Теперь встать! – сказал он себе громко. Густой холодный водух вздрогнул. – Выпрямиться! Еще чуток... Нехай она сгниет, эта болячка! – Роман встал с мятой грязной простыни, доковылял, подтягивая рукой ногу, до двери вагончика, потянулся за курткой, благо все под рукой, откинул самодельный крючок, тяжело вывалился из узкой двери.
Снег сверкал нетронутой белизной. Первые лучи солнца золотом блистели на кристально чистой поверхности земли. Широкий двор заброшенного замка роскошным белым убором прикрыл свою неухоженность.
Роман крякнул: предстояло пройти хотя бы шагов пять-шесть, чтобы в стороне от вагончика справить нужду. Проклятая нога страшно болела. Оставив попытки дойти до забора, подтягивая ногу по скользкому насту, Роман присел у двери. “ Все равно никто не придет, – решил сокрушенно. Один он тут, одинешенек среди этих полей, холмов и рощиц, между безбрежным небом и безлюдной землей. Теперь надо назад – на железную ступеньку и в дом. Да, в дом, вернее, в выстывшее к утру нутро железно-пластикого вагончика, в котором в былые времена хозяин возил семью по всей Германии и соседние гостеприимные страны. Теперь же поломанный вагончик стоял брошенный у высокого каменного забора, под сенью каштанов во дворе забытого богом и людьми старинного замка. Какие-то наследники у этой горы древних камней и прилегающих к ним земель, конечно, имелись, но наследством своим не занимались. Городские власти арендовали и использовали угодья по собственному усмотрению, а старые развалины никого не интересовали. Этот кусок земли и облюбовали “гастарбайтеры” – временные работники с Украины.
Роман, тридцатитрехлетний высокий брюнет, с крупными чертами лица, прямым взглядом, спокойный и уверенный в себе человек, приглядел вагончик летом, когда работал в поле неподалеку. “Чего жаться, как сельди в банке, в однокомнатной в центре города, когда можно тут на природе бесплатно пожить? – подумал он, вспоминая свой просторный дом и сад на Украине. Вечером в душной, прокуренной комнате, где шесть усталых земляков отдыхали после тяжелой работы, он бросил эту прекрасную идею, как пикового короля, на стол. Идея всем пришлась по душе: народ-то был деревенский, привыкший к природе. Конечно, далеко, но расстояния особо не пугали, ведь были велосипеды – верные кони, доставляющие седоков в любые пункты города. Не ехать же в самом деле на городском транспорте – дорого!
Жить в вагончике хотели все шестеро, быстро позабывшие ту радость, что охватила их, когда удалось приткнуться в городе. Кое-как нашли маленькую грязнную комнатушку, которая едва вмещала в себя шесть матрасов и кривоногий стол. Правда, была еще кухонька и удобства, что скрашивало бедный быт украинцев. Работники нанимались к богатым хозяевам, находились в постоянном поиске новой работы. Каждый приобрел „Hendy“, в которых хранились номера телефонов настоящих и потенциальных работодателей. Тема работы была основной у земляков, ведь именно работа была смыслом пребывания их на чужой земле, с ее чужим языком и обычаями.
...“А теперь еще немножко! – Роман застонал и повалился на пол в маленький проход между плитой и лавкой, не дойдя двух шагов до желанного матраса. Матрасы, постель и посуду утащили с собой из комнаты. Переехало сюда четверо: больше не поместилось, за место бросали жребий. Двое оставшихся должны были платить за жилье больше денег. Покрутившись несколько недель, не имея стабильного дохода, сдали комнатку и укатили назад, в Украину. А четверка зажила на новом месте, дружно складывая цент к центу и радуясь каждому новому грошику.
...Роман закопошился на полу: снизу продирало ледяным холодом. Приподнял свое тренированное молодое тело на руках и из последних сил бросил на матрас. Утер пот со лба, укрылся бугристой периной и забылся в дреме.
Жили вместе не плохо, хотя всякое бывало. По пьянке и разругаются, и раздеруться, а бежать некуда, так и замирятся, а утром как ни в чем не бывало разговаривают.
Осень в этом году выдалась на удивление теплая и сухая. Мужики работали без выходных, каждый за двоих. Домой приезжали усталые, вымотанные, падали на жесткие матрасы, забывались тежелым сном, а утром, ни свет ни заря - опять в упряжку. На руках у Романа образовалась твердая корка, да и у других мужиков руки были в непроходящих мозолях. Работу выполняли всякую: убирали урожай, строили подсобные помещения, ухаживали за лошадями, готовили консервы, ремонтировали сараи – хозяева готовились к зиме. В декабре, когда выпал снег, работы резко убавилось, и мужики засобирались домой. Роман, с младшим из земляков, Любомиром – румяным парнем со светлыми, навыкате, глазами решил остаться. Оба работали конюхами в большом хозяйстве, обоим было жаль бросать прибыльное дело. Роман прикинул, сколько месяцев нужно было еще продержаться на чужбине, чтобы хватило денег протянуть газовую трубу к дому, доставшемуся ему по наследству от бабки. А деньги нужны были еще и на обновление полов, окон и другие перестройки в старом, давно неремонтированном доме. В мае уедет, раньше не получится, высчитал он приблизительную сумму. Жена с дочкой ждали его, и тоска по ним часто не давала ему спать, зато заветная пачка денег становилась все толще.
...Спазмы желудка не давали Роману спокойно лежать под периной - он сберегал драгоценное тепло. Пришлось опять подняться. На полке был еще хлеб, зачерствевший, но вполне хороший, не заплесневевший, еще были банки с техаским супом, которые за время болезни Роман возненавидел. Острый, перченый суп вышибал слезу из глаз, но за неимением лучшего приходилось хлебать эту бурду. Взяли ее за дешевизну еще в начале декабря, когда двое земляков уехали домой, а Роман с Любомиром остались зимовать на свой страх и риск в железном вагончике, который они называли консервной банкой. Вокруг расстилались широкие поля, темнели рощи. Хозяева не знали, где живут работники, их больше интересовало, насколько выносливы и прилежны в деле украинцы. А те не подводили, работали на совесть.
Первая неделя прошла хорошо, казалось, ничто не предвещало беды. Друзья купили новый баллон газа и поочередно готовили на плите еду, экономя на отоплении сколько было возможно. Оба старательно учили язык по учебнику, купленному в русском магазине в центре города. Учили утром, при слабом свете первых лучей, вставали за час до работы, вечером берегли свечи. На родину звонить старались реже. Но не очень-то получалось: душа тянулась к дорогим людям, к заветному месту на земле, что зовется так коротко и значит так много – дом...
Однажды вечером Л.юбомир приехал встревоженный, с красными от слез глазами.
– Мама умерла, – сказал он и губы его мелко задрожали. – После операции уже. Задрипанный аппендицит вырезали. А сердце не выдержало. Зачем было нужно соглашаться на операцию, знали же, что сердце слабое! – Он брякнул огромным кулаком по столику.
А груди у Романа похолодело. Он помолчал, глядя в страдальческие глаза друга, осмысливая новость, прикидывая ее последствия.
– Надеялись, наверное, на лучшее... Аппендицит разорвется – кранты! – сочувственно проговорил он, касаясь плеча Любомира.
– Да! Надеялись! И что из этого вышло?!
Остаток вечера ушел на сборы и телефонные звонки: надо было узнать расписание автобусов, уходящих на Украину.
– Работу нашу придется тебе одному выполнять, пока хозяева нового конюха не найдут. Я сказал хозяину, что уезжаю. Не знаю, как ты потянешь все, – с сожалением проговорил Любомир, когда оба улеглись в холодную влажную постель и вертелись, стараясь скорее согреться.
– Справлюсь как-нибудь, не беспокойся, лишь бы тебе благополучно добраться до дома, виза ведь просрочена. Надо на похороны успеть, ты про это думай. А весной приезжай, я домой поеду, вся работа твоя будет. Ребятам в деревне привет передавай. Деньги мои и твои в соханности довези. В целости жене передай, не даром же она столько времени меня дожидается. И еще зиму целую ей ждать, бедной.
Каждый задумался о своем и постепенно, сморенные усталостью, они уснули.
Ранним утром Любомир крепко пожал руку Роману, попрощался.
– Не дрейфь, друган! Привыкнешь один тут. Еще лучше – спокойнее язык учить. Никто не мешает, да и никто не будет все подряд без разбора съедать. Что ты приготовишь – то и твое. Счастливо оставаться!
Любомир еще раз проверил зашитые в подклад пальто пакеты с деньгами, взял дорожную сумку и крепко закрыл за собой дверь. Сердце друга защемило от недоброго предчувствия.
...Роман всем телом грохнулся на лавку, отдышался. Теперь надо было подтянуться и достать консервную банку. С этим справился... Потихоньку, стараясь не будить старшного зверя – боль, сидящую в колене – отрезал хлеб и открыл банку. Разогрел суп на плите, медленно поел. “Хлеба хватит еще на два дня, а что потом? – нехотя подумал он. Ему было все равно, и это равнодушие к собственной судьбе не пугало его, он даже не осознавал его. Все время хотелось спать и ни о чем не думать. И было очень холодно, парня знобило. Он открыл газ на полную мощность, но и это не помогало, мелкая дрожь била его всегда здоровое сильное тело, не переставая. Взгляд уставился в одну точку... Прошло с четверть часа, пока Роман понял, что перед ним на столике лежит его телефон. Неделю назад он бросил его в сердцах сюда, так и валяется. Этот ненавистный телефон! Единственная ниточка, которая соединяла его с внешним миром, она могла бы стать тут спасением, если бы Роман вовремя зарядил свой хендик. Делал он это на работе. В тот последний свой рабочий день было особенно много дел, и Роман решил подзарядить его на следующий день, благо, телефон еще работал. Когда уже изрядно потемнело, и Роман заспешил, ему понадобилось укрепить чурку в сарае. Обычно ловкий и быстрый в работе, торопясь скорее закончить день, он взял топор и обратной стороной топорища ударил в торец со всей силы. Топор сорвался с гладкой деревяшки и угодил прямо в коленную чашечку. Резкая боль пронзила тело. ”Ничего, переживу, ведь не острием попало, – подумал он сгоряча, бросил топор, сел на велосипед и поехал домой. Пока крутил педали, казалось, боль отступила. Приехал в полном изнеможении. “Отосплюсь, а утром колено как новое будет, – не поверил он несчастью. Но встать уже не смог. За ночь колено распухло, покраснело и болело с такой силой, что нечего было и думать двинуться с места. Роман проснулся, осмотрел его и хотел тут же позвонить хозяину, сообщить о случившемся, попросить помощи, но телефон предательски молчал, просил зарядки. “Игрушка, бесполезная игрушка! – застонал он. Теперь, на четвертый день со злополучного момента, Роман потянулся к маленькому черному аппарату, и вдруг тот ожил у него в руках, запел-заиграл модную мелодию.
– Да, я слушаю, – Роман приложил телефон к уху.
– Это Любомир. Роман ты слышишь? – заклокотал взволнованный голос в трубке.
– Что случилось? Говори скорей, батарейки на исходе!
– Сижу на границе. Позвонить дал один знакомый, такой же, как я, с просроченной визой. Тут нас несколько таких задержанных. Ночью спим в коптерке у погранцов, сегодня какая-то гнида из наших у меня спящего подкладку пальто разрезала. Удавлю гада, если найду, у кого деньги!
– Деньги украли! – ошалело закричал Роман.
Телефон предательски запикал, дисплей погас. Несколько минут Роман стоял, не чувствуя боли, мерно покачиваясь из стороны в сторону. Потом вздрогнул, оглянулся и завалился назад, в постель. Так пролежал он почти не двигаясь, до вечера.
Солнце опускалось в белое покрывало полей, куталось в сырой туман. Облака стояли над землей, казалось, несокрушимо. Прекрасен ландшафт в вечерний час, когда день уже побежден, а ночь еще не наступила! Природа готовится к отдохновению, она вечно в обновлении, и какое дело ей до рождения и смерти людей, до судьбы одинокого больного человека, пропадающего среди земли в одном из самых густонаселенных и богатых государств мира!
Т Е Р Ь Е Р
Лева медленно подходил к своему подъезду. Опять день уходит в никуда, ненужный и пустой. Вот сходил в магазин, приготовил еду, поел, погулял – это он делал обязательно, так как боялся опуститься без ежедневных далеких прогулок – вот и все, опять наступает вечер у телевизора. За весь день слова никому не скажешь! Сколько их, однообразных телевизорных вечеров, за плечами? Лева точно знает: сто пятьдесят девять, а сколько их впереди – не знает и не пытается загадывать. Это будущее плотной стеной наваливается на него, и ему становится тесно и душно, он стремиться спрятаться за мысль, что все как-нибудь наладится, но другая, суровая, жестокая мысль, что все лучшее прошло, не оставляет надежды.
Леве пятьдесят пять лет, он высокий худой еврей, с печальными темными глазами, крупным носом, красными губами на изрытом оспой лице, остатки шикарной шевелюры венчают его голову, как лавровый венец.
Лева открыл дверь и увидел, как по лестнице поднимается семья новых соседей. Все четверо: муж. жена, сын и маленькая собачка обернулись на стук входной двери и радостно приветстовали Леву.
– Хэр Миллер, – протянул руку приятный мужчина средних лет.
– Лев Альтерштайн, – пожал ее Лева.
– Мы вчера шумели, носили мебель, извините за беспокойство, – громким голосом на весь подъезд пророкотал немец.
– Да ничего, – пробурчал Лева в ответ. –Никакого покою до ночи не было...
– Теперь будем часто встречаться, –приветливо улыбнулась Миллерша, и надо отметить, даже эта ласковая улыбка не украсила ее угловатого бледного лица. – Ваша жена работает?
– У меня нет жены, – корчась, как от боли, прошептал Лева.
– Извините пожалуйста, я не знала, я просто хотела познакомится, – чуть порозовела женщина.
Мальчик лет двенадцати большими ясными глами посмотрел на Леву – прямо в душу заглянул.
–т А это наш Джеки. Он очень умный, все понимает. Это порода Jack Russel Terrier.
Лева посмотрел на собаку: белая с коричневыми пятнами на гладкой шерсти с выпуклыми черными глазками на острой мордочке, маленьким подвижным хвостом – собака, как собака, обыкновенный терьер. «Теперь будет гавкать целыми днями ... Сплошное безобразие!–раздосадованно подумал Лева. Вот уже полгода, как он остался один: жена умерла, тяжело проболев последний год. Фирма, где он благополучно проработал много лет, обанкротилась, он остался безработным. Его раздражало все, что мешало ему пребывать в состоянии аппатичного равнодушия, к которому он приспособился и привык. Звонки бывших друзей и знакомых выводили его из равновесия, ведь у них оставались жены, семьи, работы, их интересы радикально разнились, и он постарался сократить эти звонки и визиты. Сочувствия он не мог терпеть, оно казалось ему напускным, а в их помощи он не нуждался: сам вполне здоровый человек, так проживет!
Со временем желающих помочь ему практически не осталось, чему он был рад – покой стал ему очень дорог. Теперь же эта проклятая дворняжка будет отрывать его от тягучих мыслей о ничтожности событий истории, о неважности человеческого существования, о недолговечности духовных и материальных ценностей, о бессмысленности всего сущего.
Лева вынул ключ из кармана пальто и вставил его в замочную скважину. Мальчик с ясными глазами серьезно и внимательно смотрел на Леву. Леве пришлось натужно улыбнуться в ответ. Мальчик обрадовался, порывисто и быстро заговорил.
– У нас в школе скоро начинаются осенние каникулы. Папа мог бы взять отпуск на десять дней. Мы полетели бы отдыхать в Турцию. Нам не с кем оставить Джеки. В прежнем доме мы оставляли собачку с соседом напротив. Это был очень добрый дедушка. Джеки не может жить в доме для животных, ему там будет плохо. Мы его очень любим... Может, возьмете его себе? – Мальчик умоляюще смотрел Леве прямо в глаза. – Только на десять дней, а потом мы его снова заберем.
– Марсель, оставь дядю в покое, вероятно, он работает или ему, вообще, не до собаки... – дернула за руку мальчика мать. Но во взгляде женщины Лева прочитал ту же страстную просьбу, и даже старший Миллер смотрел на него с плохо скрываемым интересом.
– Ну да, конечно, я бы мог, но я не... –замямлил Лева по своей привычке отказывать осторожно, не впрямую.
– А Джеки вам понравится, он очень умный, все понимает. Если сильно скучать будет, вы с ним почаще гуляйте.
Лева понял, что сейчас он поступит невежливо: быстро откроет дверь и скроется за ней от прилипчивых взглядов всей семейки. Ему с трудом удалось подавить желание немедленно убежать от ответа, он уставился в пол. Собачка, между тем, внимательно обнюхала его ноги, тычась черным носом в брючины, но прыгать не стала, чувствовала нерасположение чужого человека, села возле ног мальчика, лапки к лапкам.
– Да, конечно, собачка очень симпатичная, но я, вообще-то не знаю, как с ними обращаться. Как-то не приходилось... – промямлил Лева, и венок волос на его голове закачался в сомнении.
– Это очень даже просто! – радостно вскричал мальчик. – Надо только показать ему поводок. А он уж сам знает, что пора на улицу, шею подставляет. Надо смотреть, чтобы он в отпределенном месте в туалет ходил, где можно, а если на газоне, то надо убирать за ним.
– Этого еще мне недоставало! – в сердцах выдохнул Лева, и, толкнув дверь, быстро скрылся за ней.
Целый вечер Лева был расстроен и все приговаривал:
– Иш, обрадовались, нашли дурака, за их собакой говно возить!
А когда ложился спать, перед его мысленным взором встала картинка в замедленном темпе: вот терьерчик перебирает лапками, поднимаясь по лестнице, вот он уставился черными, почти человеческими глазами ему в глаза, вот осторожно обнюхал его, а вот смиренно сел у ног маленького хозяина. Теплая волна захлестнула его сердце, как будто это была его собака, случайно отданная в чужие руки, и даже ревность поднялась в его душе. Вдруг вспомнилась дворняжка Майя и широкий двор, залитый щедрым украинским солнцем, друг Гошка с поцарапанными коленками, взорвавшийся позже вместе с автомибилем в Тель-Авиве... Лева, напуганный нахлынувшими чувствами, долго ворочался в постели и не мог заснуть.
Ночью шел дождь. К утру на мокром асфальте резко вычерчивались резные кленовые листочки. Лева варил кофе и посматривал в окно. Наконец, из подъезда солидно вышел новый сосед, пошел к парковке, гремя связкой ключей, потом выбежал Марсель с большим ранцем на спине, затем, высоко поднимая колени, как цапля, появилась Миллерша с Джеки. Пес радостно залаял и бросился на газончик. Поводок потянулся за ним, хозяйка с постным лицом стала медленно прохаживаться по асфальту вдоль газона.
– Собаке нужен простор чтоб она могла бегать! Что ее у дома держать? – подосадовал про себя Лева.
Он надел свое длинное кашемировое пальто, “шикарное”, как говорила его Роза, легкий элегантный шарф, который она подобрала ему по цвету в Вене, и легко ступая по лестнице, спустился вниз.
– Доброе утро! – приветливо обратился к собачнице Лева. – Прекрасная погода, не правда ли?
– Да, кажется, будет хороший день, – радостно поддержала разговор скучающая женщина.
– Похоже молодой песик, такой подвижный, резвый, – одобрил сосед.
– Характер у Джеки веселый, на самом деле он как бы мужчина в расцвете лет, ему уже шесть было, – подтянула поводок к себе Миллерша.
Лева кивнул.
– Здесь рядом прекрасный парк. Сейчас наступает золотое время – листопад. Может, пройдетесь? Я покажу удобные дорожки. Для собаки это будет интереснее, чем во дворе гулять.
– С удовольствием! – ответила Миллерша, и некрасивое лицо ее немного похорошело.
Они не спеша пошли к кромке городского парка, откуда навстречу им выбежали рослые спортсмены в тренировочных костюмах.
Если женщина надеялась услышать от Левы какие-нибудь истории или хотя бы замечания по поводу окружающей среды, то она ошиблась на этот счет. Скоро она поняла, что от Левы, как от собеседника, толку мало. Равномерно помахивая руками, Лева вдыхал полной грудью воздух, наблюдал за Джеки и улыбался, когда пес подбегал к нему и вилял хвостом. А впрочем, прогулка удовлетворила обоих. И когда на следующий день Лева вышел на улицу, соседи едва обменявшись приветствиями, снова углубились в сень парка. Обоим было спокойно и хорошо – между ними бегал Джеки и радостно лаял, познавая новые места.
По вечерам гулять с собакой выходил мальчик. Эти двое дурачились и баловались на широком зеленом газоне, потом куда-нибудь убегали, а Лева сидел у окна, читал газеты и поджидал, когда парочка пойдет домой, и мальчик помашет ему рукой.
Лева привел в порядок свои бумаги – они давно требовали внимания, стал ходить в бюро и амты, даже посетил зубного врача, пролечив кариес. Дошло до того, что Лева начал звонить по объявлениям, пытаясь найти себе место работы. Пожилого человека да еще с высшим никому не нужным тут образованием врача не желала иметь ни одна фирма. Не помогало и то, что Лева имел рабочий стаж в Германии – нашел место в фирме по выпуску электоприборов. Подтвердить диплом врача Лева не мог – не хватало знания немецкого языка. Польза от учебы в мединституте и последующей многолетней работы на родине была небольшой – во всех амтах и фирмах с ним разговаривали подчеркнуто вежливо, а отказывая от места, желали успехов. Роза порадовалась бы, что Лева активно взялся за поиск работы, это знал он точно, как знал, он был уверен, все сильные и слабые стороны ее богатой и целеустремленной натуры. Правда, на кладбище из-за занятости Лева стал бывать реже, но тем не менее, душевная связь с ушедшей женой не ослабла. Одобрение его действий Лева ощущал постоянно. Симпатичная мордочка песика с черными умными глазками несомненно понравилась бы Розе, хотя у них с Левой никогда не было своей собаки. А почему, кстати? Лева задумался над этим однажды, когда гулял с терьером в парке. Пес высоко подпрыгивал, когда Лева размахивался палкой и бешено несся по лужайке, догоняя летящий предмет. Взяв в зубы добычу, радостно тащил ее Леве под ноги. А ведь можно было иметь такого друга с Розой, почему это никогда не приходило им в голову? Может, потому что не было Джеки? Именно эта собачка, именно она пришлась по сердцу, завоевала свое место в жизни Левы.
Миллерша выходила пару раз на прогулку в парк, а потом предоставила Леве и Джеки самим выполнять эту приятную обязанность. Когда подошло время осенних каникул, и соседи упаковали чемоданы, Джеки привели к Леве. Что Джеки останется у Левы, было само собой разумеющимся положением вещей. К общей радости всех членов этого события примешивалась нотка горечи в душе у Марселя. Отдавая поводок в руки Левы, мальчик отвел глаза в сторону:
– Ласкать собаку не надо – характер испортится. Это не кошка, чтоб по вечерам живот гладить и за ушами легонько царапать. Да и не любит этого Джеки. Вы с ним строго, чтоб возле постели не спал. И в морду не целуйте.
– Еще не хватало, в морду целовать! –успокоил его Лева.
Он взял поводок, собачьи чашки и прошел с терьером на кухню. Мальчик вздохнул и вышел. В открытую дверь заглянула Миллерша.
– Сколько денег вам оставить на еду и за уход за животным? – проговорила она улыбаясь, заранее предугадывая ответ.
– Ничего, ничего не надо! Денег на собаку хватит! Счастливо долететь и отдохнуть! – Немка твердо пожала Левину узкую руку и, подхватив сумку, стала спускаться по лестнице. Миллер нес следом огромный чемодан.
Соседи загрузили вещи в багажник такси, расселись по местам и отъехали от подъезда. Лева помахал им вслед из окна, повернулся к Джеки. Пес стоял настороже, ушки на макушке, все тело напряжено: вот-вот вскрикнет человеческим голосом: « Уехали, оставили меня!»
– Ну, ну,ничего, ты же со мной, – Лева заметил, что его голос звучит фальшиво.
Джеки не пошевелился. Гладкая, белая с пятнами шерстка блестела, лапы уперлись в ковер.
– Что так переживаешь, друг? – яснее и четче проговорил Лева. – Что ж нам делать, чтоб преодолеть обиду расставания? Может, пойдем гулять? Время, правда, не наше, но ничего, по такому случаю нарушим распорядок дня.
При слове «гулять» Джеки радостно залаял и завилял хвостом.
– Ну вот и отлично, что ты того же мнения, –
Они быстро собрались: Лева надел куртку и ботинки, на Джеки нацепил поводок. Нагулявшись вволю по парку, на обратной дороге зашли в магазин. Зашел, конечно, только Лева, а Джеки остался ждать у входных дверей, рядом с огромным черным догом, который принялся энергично обнюхивать нового знакомого. Лева купил собачьи консервы, пластиковые кости и суповые пакеты. Когда он вернулся к Джеки, рядом с собачкой была привязана за поводок маленькая кудрявая болонка. Она явно сожалела, что Джеки уводили, заливисто лаяла вслед.
– Вот так мы и находимся, вот так мы и теряемся, – философски заметил Лева. – Везде одно и то же... Среди людей, среди собак...
Спешить было некуда, погода стояла чудесная: осенний теплый день сходил на нет, красный закат, пробиваясь сквозь щели между домами, дарил мягкий свет, ветерок играл цветными листьями на асфальте.
Лева и Джеки прошли вдоль витрин супермаркета, мимо входа в китайский ресторан, украшенного традиционными красными фонариками, мимо аптеки и остановились у витирин часового магазина.
– Видишь, какие знаменитые фирмы выставлены. Часы фирмы « Rollex» носит королева Великобритании, а вот такие часы с массивным браслетом носил президент Рузвельт. Качество, конечно, отличное, но и цены...
Джеки понятливо вильнул хвостом.
– А вот эти часы особенно интересны... – Лева пустился в пространную беседу о достоинствах различных марок часов.
На эти Левины речи пес вновь не остался равнодушным: он глядел во все глаза то на Леву, то на выставленные в витрине часы.
– Мы с тобой мужчины, должны понимать толк в таких вещах. Это у женщин тысяча всяких украшений: бусы, кольца, ожерелья, броши, серьги, а у нас только часы и запонки. – Джеки кивнул.– Ну, ладно, про запонки как-нибудь в другой раз, –успокоил его Лева.
Довольные, они вернулись домой и дружно поужинали. Лева устроился на диване смотреть телевизор, а Джеки у его ног, на постеленной ему мягкой подстилке. Оба смотрели на экран, пока глаза не стали слипаться.
– Не пора ли нам спать, мой друг? – Лева наклонился и принялся гладить ласково отзывающееся гладкое тельце собачки. Потом Лева перенес подстилку в спальню, постелил себе постель, почистил зубы и улегся на правый бок, как обычно.
– Ложись, Джеки, у нас еще девять счастливых дней впереди.
Терьер уперся лапами на край постели, Лева с Розой купили совсем низкую кровать, и потянулся мордочкой к Левиному лицу.
– Ах, вот в чем дело, друг! Ты, оказывается, любишь целоваться? – Лева вспомнил наказ мальчика не ласкать собаку. – Так вот к чему тебя приучил маленький хозяин!
Лева тихонько поцеловал терьера в гладкую мордочку.
– Да ты, друг, псиной воняешь, надо бы тебя одеколоном сбрызнуть, – шутливо проговорил Лева.
Джеки сладко зевнул и успокоенно свернулся колечком. Вскоре сон накрыл их обоих.
На следующее утро Лева отправился искать работу. Когда ему в очередной раз отказали в должности, Лева сильно не огорчился. «Ну, и ладно! Ведь если бы приняли, Джеки пришлось бы подолгу сидеть дома одному, а это вовсе нехорошо для такого подвижного и общительного пса.»
Дни пролетали незаметно, и наконец, наступил срок приезда прежних хозяев собаки. Из такси, остановившегося у дома, вышла семья Миллеров. Сердце Левы заколотилось так, что пришлось его придержать рукой. Лева сел у окна на стул и стал ждать, когда соседи внесут вещи в дом и придут за его другом. За собакой зашли поздно вечером. Джеки бросился к Марселю, и Лева захлопнул дверь не дожидаясь слов благодарности.
На следующий день к Миллерам приехала бабушка. В руке она несла огромную клетку с пестрым попугаем – подарком дорогому внуку. Добрый мальчик тут же пришел показать попугая Леве.
– Я буду учить его разговаривать, – с гордостью сообщил Марсель соседу. – Попугай молодой, такие поддаются дрессировке очень даже легко. Я ему каждый день по сто раз буду одно и то же повторять, а у меня предложениями язык заучит.
Лева кивнул головой:
– Желаю успехов. А кто с Джеки беседовать станет? Тебе некогда... Может, пес поживет пока у меня ? До тех пор, конечно, пока попугай не научится разговаривать.
Марсель тряхнул головой, чтобы волосы со лба не мешали смотреть:
– Согласен. Только чур, когда захочу, пойду гулять с Джеки. Это моя собака!
Лева радостно улыбнулся:
– Конечно! Понятное дело твоя!
Зима стояла бесснежная, частенько шел мелкий дождь, иногда застывающий на асфальте плотной коркой льда. Время было темное: поздние рассветы и ранние сумерки не давали возможности наслаждаться на прогулках солнцем. Днем Лева работал: нашел-таки место на картонной фабрике, правда, на полставки, но бывший безработный был рад и этому – коллектив был дружным и работа не выматывала, к тому же оставалось время для далеких прогулок с Джеки. Иногда Марсель выводил собаку на прогулку, тогда Лева мог наблюдать из окна, как они бегали во дворе. Но происходило это все реже и реже: в гимназии задавали много уроков на дом, кроме того, Марсель занимался в спортивной секции, а по выходным уезжал к бабушке. Попугай, с которым мальчик старательно занимался по вечерам накрывая клетку плотной тканью, несмотря на все усилия, предложениями не говорил, но зато довольно внятно произносил имя своего маленького хозяина и свое собственное: «Арра». Миллерша благодарила Леву при каждом удобном случае: она никогда не была большой любительницей собак и теперь откровенно радовалась, что Джеки так удачно пристроен: одной заботой меньше.
Весну в город первым принес ветер. Еще спала земля и спали деревья, а особенная свежесть воздуха и ясный чистый свет напомнили - идет радость встречи с весной, радость обновления. Каждый новый день Лева наблюдал победоносное движение весны – вот набухли и лопнули почки на кустах и деревьях, вот повылазили из земли подснежники и фиолетовые крокусы, вот заботливые хозяйки высадили на балконах примулу. Лева втречал весну с нотой грусти – впервые за долгие годы без Розы... Приближалась годовщина со дня смерти жены, и Лева с некоторой даже гордостью за себя отметил, что не пропал, не опустился, что в душе его живет память о подноценной, красивой жизни в супружестве, есть работа, а значит, есть стабильное настоящее, дни его окрашены любовью к маленькому преданному другу – терьеру.
Джеки был здоров и весел, прогулки с ним всегда приносили новые впечатления. Леву знали все собачники в округе, да и он постепенно стал знатоком собачьих пород, почитывая соответствующую литературу и подолгу беседуя с разговорчивыми хозяевами знакомых собак.
В день годовщины смерти жены Лева проснулся затемно. Днем он собирался купить букет красных роз и принести их своей Розе, как он делал это раньше, еще он хотел позвонить бывшим друзьям, чтобы пригласить их на ужин. Они с Розой многие годы проводили праздники и встречали дни рождения в теплом кругу единомышленников. Леве стало стыдно, что он упорно отказывался от помощи и участия друзей, замкнулся, прервал все отношения, как будто они каким-то образом были повинны в смерти его жены. Они – часть жизни с Розой, а с ее уходом для него исчезла вся его прежняя жизнь. Но сейчас, думая о разрыве с друзьями, он сожалел об этом, понимая, что это сделало его горе глубже и непереносимее.
Лева встал, потянулся так, что хрустнули косточки. Джеки не запрыгал вокруг, хватая за ноги, он вообще, не пошевелился.
– Вставай, друган, наш ждут великие дела!
Никакой реакции! «Странно, – забеспокоился Лева. Пригнувшись, ласково погладил песика по гладкой шерстке, потом потрогал нос – сухой! Лева поднял собачку на руки, походил с ним по комнате, размышляя, что делать: тело Джеки было горячим, а дыхание тяжелым. Аккуратно уложив больного пса на подстилку, Лева позвонил на работу и предупредил, что не придет, затем набрал номер ближайшего ветеринара:
– Начало приема в девять утра, – повторил он почерпнутую информацию. Минуту подумал.
– В девять, так в девять, мы придем раньше, чтобы быть первыми. Я везде буду с тобой, – пообещал Лева четвероногому другу.
Лева уложил Джеки в просторную хозяйственную сумку, и, стараясь не качать ее при ходьбе, направился из дому. Дорога была недолгой. Возле двухэтажного старого здания пришлось подождать. Лева обеспокоенно поглядывал то на часы, то на закрытые зеленые ворота, тихонько утешал тяжело дыщашего Джеки. Пес прикрыл глаза и не отзывался на ласковые поглаживания.
Через некоторое время к воротам подошла миловидная женщина в светло-сером плаще.
– Ждете уже? – улыбнулась она, и у Левы что-то дрогнуло под сердцем. – Сейчас откою. Врач начнет прием ровно в девять, вам придется подождать в комнате ожидания, – сказала она низким голосом с небольшим акцентом.
Лева кивнул. Он посмотрел на слабо подрагивающего от утренней свежести пса.
Женщина отперла ворота, и они прошли по влажной дорожке к дому. По обеим сторонам ее росли кипарисы, приторный, настоенный за ночь запах щекотал ноздри. Женщина шла рядом. В походке, в повороте головы, во взгляде Леве почудилось что-то знакомое, родное.
– Вы наша? – по-русски спросил Лева. – Да, вы наша! Русачка! – почти вскричал Лева. – Вы поможете нам с Джеки, так ведь? – Лева протянул сумку женщине, чтобы она могла взглянуть на больного пса.
Женщина остановилась, внимательно посмотрела на приподнявшего морду терьера и светло улыбнулась.
– Поставим на ноги! Без всякого сомнения! Сьел, наверное, вчера что-нибудь на прогулке. Сейчас врач осмотрит, укольчик поставим, все будет в порядке!
Лева приятно удивился звучанию ее низкого голоса. В душе его поднялась волна благодарности к незнакомке, радость, что возможно, ничего страшного с Джеки не произошло – скоро его друг выздоровеет и снова будет прыгать вокруг него, заглядывая в глаза.
– Это было бы прекрасным вариантом выхода из данной ситуации, – вдруг заумничал Лева. – А вы тут кем работаете? – Леве хотелось завоевать внимание женщины. – Как вас зовут? Вы живете где-то здесь, недалеко? – задал он сразу несколько вопросов.
Та улыбнулась:
– Подождите здесь.
Она открыла дверь, впустила Леву в уютную прихожую и тут же исчезла.
Лева сел и принялся ждать. Ему показалось верхом глупости потерять знакомство с только что приглянувшейся землячкой. Скоро он уйдет и никогда больше не увидет ее – этого не может быть! Лева решительно прошел в приемную, но там никого не было. Тогда Лева громко крикнул:
– Прекрасная незнакомка, отзовитесь!
Женщина появилась с такой ослепительной улыбкой на устах, что Лева на секунду зажмурился.
– Не мешайте мне работать! Я помощник врача, и должна кое-что приготовить к приему больных животных, – вовсе не сердито сказала она.
Лева сам изумился своей решительности.
– Буду мешать, пока не скажете, как вас зовут!
– Ну, хорошо, зовут Ольгой. А вас? – пухлые губы опять дрогнули улыбкой.
– Я – Лева. А это – Джеки, мой верный, надежный, единственный друг. – Лева оглянулся: хлопнула входная дверь.
– Приходят, – выдохнула Ольга.
Лева вышел в прихожую, сел, поставил сумку себе на колени. Постепенно просторная комната заполнялась людьми, собаками и кошками, а какая-то старая бабушка принесла кролика. Он сидел в корзинке и при каждом громком звуке трусливо прижимал уши к темной спинке.
Наконец, врач пригласил ожидающих на прием. Внимательный и предуредительный, он заверил Леву, что через три-четыре дня терьер будет здоров, посоветовал давать побольше воды, чтобы желудок очистился. Ольга поставила псу укол, тот вздрогнул, она успокаивающе погладила горячее тельце:
– Ничего, скоро выздоровеешь, побежишь вприпрыжку за своим хозяином.
Джеки понятливо мигнул.
Лева протянул Ольге визитку.
– Я оставляю вам номер своего телефона. Вечером мы с Джеки ожидаем от вас звонка. Ведь вы хотите узнать, как поправляется Джеки?
Ольга положила визитку в карман халата.
– Неприменно позвоню, – кивнула она головой. – Узнаю, как здоровье вашего питомца.
Врач глубокомысленно хмыкнул и покачал головой, мол, понял, о чем переговорили земляки..
Вышли Лева с собакой повеселевшие, с расцветшими надеждами на прекрасное будущее.
Дома Лева налил Джеки воды, и пес принялся жадно лакать из посудины. Лева позвонил друзьям и пригласил их на ужин.
– Остаешься хозяином, скоро вернусь. Не беспокойся, жди,– ласково попросил Лева.
Он сходил в соседнюю грильню, купил там пару куриц, зажаренных на вертеле, отварил картошку, достал из шкафа консервы и бутылку вина, накрыл стол свежей скатертью... Все время пока Лева хлопотал, пес молча поглядывал на него из угла.
– А теперь, друг, имей терпение, мне надо отлучиться надолго. Оставляю тебя караулить ужин. Надеюсь, ты не набросишься на дичь, а будешь трезво попивать водичку, как назначено тебе ветеринаром.
...На кладбище было безлюдно, тихо. Чисто убранные, украшенные цветами могилы чернели влажной землей от прошедшего незадолго дождя. Лев прошел по широкой дороге, обсаженной пышными липами, свернул на тропинку среди мраморных памятников, напоминающих имена живших живущим, поставил розы в вазу на дорогой могиле. Почти час ветер трепал волосы на склоненной Левиной голове. Какие чувства испытывал он в это время, может понять только тот, кто сам испытал потерю родного человека.
Назад Лева шел быстро – дома ждал больной пес, а еще Лева ни за что на свете не хотел пропустить телефонный звонок. И точно – только он снял пальто, раздалась звонкая трель телефона.
– Это Ольга. Вы еще помните меня?- прозвучал в трубке низкий голос.
– Я ждал. Спасибо, что позвонили. – Лева смутился – ему показалось, что слова прозвучали слишком откровенно. Он вдруг подумал, что сейчас она положит трубку.
– Вы здесь?
– Да, я здесь. Вы хотели что-то сказать? –отозвался голос.
– Только что я был на кладбище. Сегодня исполнился ровно год, с тех пор как я потерял жену. – Левина печаль выплеснулась тяжелым вздохом.
– Сочувствую вам от всей души. Извините, но даже завидую вам немного: наверное, вы очень сильно любили свою жену, что так горюете. А я вот не имела такого счастья, не было у меня в жизни любимого человека. – Низкий голос женщины звучал доверительно. – Муж был. Жили не хуже людей. А когда дочь подросла, развелись, и не оглянулись, не пожалели ни разу, что расстались. Теперь вот бабушкой скоро стану, а любви настоящей так и не узнала. Слышала только о ней и читала...
Трубка задрожала в руке у Левы:
– Мы с вами обязательно встретимся. Слышите, обязательно! – задохнулся Лева – Вы такая необыкноваенная! Такая удивительная!
– Да, мы встретимся. – Лева понял, что женщина улыбнулась, и ее улыбка появилась перед его мысленным взором – открытая, так много обещающая! Лева почувствовал радостный холодок под сердцем как в момент первой встречи, у ворот лечебницы. – Нужен ведь догляд за здоровьем Джеки.
Лева принял шутку, как принял бы сейчас от нее любое проявление внимания.
– И это тоже. –Лева несколько минут тихонько сопел в трубку. Потом глухо проговорил:
– Сегодня вечером я занят, ко мне придут друзья. Мы будем вспоминать Розу. А завтра утром я позвоню вам.
Лева записал продиктованный номер телефона, тут же запомнил его и попрощался.
Джеки с любопытством следил за разговором, уши его вздрагивали. Когда Лева положил трубку, пес подошел к хозяину, сунул свою умную морду между тапками и лег.
Лева наклонился, ласково погладил пятнистую гладкую шерстку:
– Кажется, живем, друг, – только и сказал он.